Турция: империя вместо интеграции

Эрдоган сменил идею вступления в ЕС на проект нового Османского халифата? Примерно год назад министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу заявил, что истинной целью Турции с недавних пор стало достижение не просто уровня регионального лидера — но статуса мировой державы. Аналог политической Евразии Амбиции политической элиты Турецкой республики подкрепляются реальными шагами. Правда, ей все же далеко до уровня державы высшей мировой лиги. Но в том, что Анкара — региональная держава, сомнений никаких нет. С особым прицелом она взирает на Большой Кавказ, который является ключом к Большой Евразии. Сама Турция рисует себя в терминах сакральной географии как аналог политической Евразии. Она контурами границ походит на своего соседа, вбирает в себя как Азию, так и Европу. И, более того, является прямым генетическим преемником великих тюркских империй Чингизидов, подмявших когда-то под свое политическое влияние необъятные просторы Большой степи... Но если отойти от сложной метафизики и спекулятивной аналогии и ногами встать на реальную почву текущей политики, то мы увидим, что нынешняя Турция старается усилить свое влияние на Кавказ. Собственно говоря, когда на заре своего премьерства Эрдоган выдвинул новую внешнеполитическую концепцию «Ноль проблем с соседями», он усилил внимание к тем странам, с которыми у кемалистской Турции были серьезные проблемы. Прежде всего, это Иран, государства балканского полуострова... и Россия. Осадки «арабской весны» Волна революций в арабском мире резко изменила как геополитический расклад в регионе, так и внешнеполитическую концепцию Турции. Партия Справедливости и развития исповедует идею, скажем так, политического ислама в версии «софт». Эрдоган считает себя преемником патриарха политики — Неджметтина Эрбакана, идеолога политического ислама в Турции. Естественно, это сказалось на всем идеологическом курсе премьера-президента Эрдогана, в том числе и на внешнеполитическом направлении. Активно поддержав «Братьев-мусульман» («Ихван аль муслимин») в Египте, он практически свел на нет отношения с Каиром. По сути, Турция – единственный крупный системный региональный игрок (не считая, с небольшими оговорками, Катара), который активно отстаивал интересы Мурси и «братьев» на дипломатической арене. «Ихваны» считаются идеологически очень близкими к ПСР. Но, конечно, камнем преткновения для нынешней Турции стал сирийский конфликт. Эрдоган с большим воодушевлением воспринял антиасадовские волнения в стране и стал одним из ключевых спонсоров сирийской оппозиции — той ее части, что была филиацией ихванов в Сирии. Это стало причиной некоторого «похолодания» между Тегераном и Анкаром — правда, ненадолго. На первых порах войны в Сирии всем казалось (и Эрдоган не был исключением), что режим Асада вот-вот падет. Но бурно и стремительно начавшись, конфликт перешел в вязкую фазу позиционной борьбы. А сейчас уже антиасадовская международная коалиция выступает едва ли не проасадовской перед лицом нового вызова — «Исламского государства». И перспективы Башара Асада уже не столь туманны, как прежде. Не ладил Эрдоган и с экс-премьером Ирака Нури Малики. Впрочем, сейчас в Ираке нет силы, с которой вообще можно договариваться: страна расколота. С арабскими монархиями Залива из-за Мурси и разногласий внутри объединенной сирийской оппозиции у Эрдогана отношения тоже прохладно-враждебные. Все больше критики раздается в его адрес из ЕС и США. В какой-то момент немецкие СМИ высказались очень жестко, написав: «Турецкий премьер Реджеп Эрдоган добился того, что на Ближнем Востоке не осталось практически ни одного правительства, которое было бы готово с ним разговаривать» (газета «Die Tageszeitung»). Конечно, пресса несколько сгущает тучи, но в целом тенденция прослеживается. «Неоосманизм» на Южном Кавказе Неформально Эрдоган проталкивает свой личный проект «неоосманизма». Главный пафос идеи — возрождение Османского халифата в отредактированном формате с учетом современных реалий, но с экспансионистским началом. Себя же президент видит в роли халифа. Собственно говоря, Турция не лишена драйва экспансии, но в то же время вынуждена долгие годы оставаться в нынешних границах. Это внутреннее противоречие не может не сказываться на психологической уверенности правящей элиты. Турция реально стоит перед выбором — экспансия или существование в пределах, обозначенных еще Ататюрком. Такое империалистическое устремление не по нраву никому из соседей Турции: ни арабским государствам, у которых со времен Великой Порты сложные взаимоотношения с турками, ни Ирану, позиционирующему себя как самостоятельную геополитическую и цивилизационную единицу, ни балканскому ареалу. В такой ситуации, завязанной в сложный морской узел, регионом, где неоосманистские устремления могут уметь успех, остается Южный Кавказ. Тем более что он долгое время находился в лоне Османского халифата, и определенные «вмятины» от того владычества до сих пор остались. Магистральная идея вступления в Евросоюз, с которой Эрдоган пришел во власть, полностью «обанкротилась». Теперь уже для всех, даже самых бодрых оптимистов, очевидно, что проект неосуществим: этого не хочет ни сам ЕС, ни уже Турция — на тех условиях, которые диктует ей Брюссель. Серьезные противоречия имеются у Анкары и с НАТО, где ведущую роль играют США. По большому счету, Эрдоган «отцепил» Турцию от гнетущего влияния Вашингтона, чтобы самому формулировать внешнеполитическую повестку. Поэтому политическая элита Турции вынуждена предложить своему населению и внешнему потребителю новую «чарующую идею» взамен старой — интеграции в Евросоюз. Претензии на гегемонию, пусть и региональную, не могут находиться в идеологическом вакууме, в пустоте целеполагания. Необходим обволакивающий идею концепт. Им и стал неоосманизм. Сглаживание острых углов Самый контролируемый и надежный союзник Турции в регионе – Азербайджан, а также Грузия. Последняя из-за конфликтной ситуации в Южной Осетии и Абхазии пошла на максимальное сближение с Турцией, которая, к тому же, является крупнейшим торговым партнером Тбилиси. Плотности отношений не мешает и то, что Анкара активно сотрудничает с Абхазией. Это взаимодействие выстраивается как по линии правительства, так и через абхазскую диаспору (мухаджиров), в большом количестве проживающих в Турции. Наиболее проблемно выглядят отношения с Арменией. Пресловутый армянский геноцид и трения с Баку не позволяют Анкаре нормализовать контакты с Ереваном. Но определенные шаги в этом направлении Эрдоган все же предпринимает. Это символическо-дипломатические жесты типа визита главы турецкого МИД в Армению или обращение Эрдогана по случаю годовщины т.н. армянского геноцида в этом году. Последнее было выдержано в примирительном тоне, сглаживающем острые углы. Но, скорее всего, это — максимум, на который может пойти официальная Анкара. Главным препятствием глубокому проникновению Анкары в регион остается Россия, которая не собирается уступать геополитическое лидерство в своем подбрюшье. В целом, две страны держатся друг с другом на высокой ноте доверия и связаны экономически. Эрдоган никогда не скрывал, что ему импонирует политический стиль Путина. Хотя ситуация немного изменилась, когда он выразил недовольство действиями Москвы в отношении крымских татар. Турция и Россия, скорее всего, достигли некоего неформального соглашения о разделении сфер влияния в регионе и зафиксировали те зоны, где им не стоит слишком жестко пересекаться. Но главное, что ими движет – это стремление не допустить усиления США на Южном Кавказе. А ведь в эту дверь активно стучатся еще ЕС и Иран… Руслан Айсин Источник: kavpolit.com